Самое грустное, что все их я слышала от своих родителей. И слышит большинство детей в мире. И ведь многие очень многие умудряются вырасти в хороших, добрых, умных людей! защитные механизмы делают свое дело. Да и психика, как и тело, стремится к здоровью. Как может, так и стремится.
А вот и сами послания

Они говорили мне: «Живи!» , а на самом деле ждали отказа от моей жизни, потому что были уверены, что лучше знают, как мне жить. Я слушался, проживая их жизнь и чувствуя себя несчастным.
Они говорили: «Смотри!» , и я переставал слышать. Я послушно уходил в зрение и смотрел туда, куда они показывали. Но там было то, что интересно им, а мой интерес навсегда ускользал от меня, и я чувствовал себя несчастным.
Они говорили: «Слушайся!» , и я слушался их, вместо того чтобы слышать свое сердце. Оно забывало, как чувствовать, я терял его, теряя себя, и чувствовал себя несчастным.
Они говорили: «Так нельзя!» , а как можно, забывали сказать. И я отказывал себе в чем то важном, боялся сделать шаг, увязая в нерешительности, не пробуя, не рискуя, не двигаясь, и чувствовал себя несчастным.
Они говорили: «Старайся!» , и думали, что если напрягаешься, то движешься к какой то цели. И я старался, двигаясь непонятно куда, пропуская все самое важное и интересное ради цели, которая все дальше уходила за горизонт. Уставая, я мог остановиться лишь на минуту, но не узнавал местности и чувствовал себя несчастным.
Они говорили: «Будь хорошим!» , и я очень старался: подстраивался, улыбался, был всегда на высоте, потому что боялся потерять их любовь. Но мне никак не удавалось стать хорошим для всех, всегда был кто то, кто был недоволен мной, тогда я чувствовал себя плохим, это приносило мне страдание, и я чувствовал себя несчастным.
Они говорили: «Ты не можешь!» Я верил и отказывался даже попробовать, не смел что то изменить, считал себя неспособным. Либо, наоборот, сопротивлялся, протестовал, иногда пытался что то доказать, но только потому, что на самом деле верил, все равно верил им в этом и чувствовал себя несчастным.
Они говорили: «Ты должен!» , и я делал, часто ненавидя свой долг и самого себя за ненависть к этому долгу. Часто, кроме этого, совсем не успевая сделать что то еще, вырывая из себя свое «я хочу», оставляя его в темном углу во власти времени и пыли, и чувствовал себя несчастным.
Они говорили: «Не забывай о других!» , и я чувствовал большую вину, если и вправду вдруг забывал совсем ненадолго. Но вина была такой сильной и так сгрызала меня изнутри, что я предпочитал всегда помнить, забывая про самого себя, и чувствовал себя несчастным.
Они говорили: «Не бойся!» , но всегда боялись сами, просто не признавались в этом ни мне, ни самим себе. И я боялся многого. Но мне всегда казалось, что по сравнению с ними я слаб и труслив и что нет никого, кто бы понял, как мне страшно, и разделил это со мной, и я чувствовал себя несчастным.
Они говорили: «Ты не умрешь!» , и врали, спасая меня от мысли, что все когда то закончится, от ответственности перед собственной жизнью, от ощущения ценности каждой прожитой минуты и радости простого бытия. И, несмотря на их ложь, я все равно умирал, чувствуя себя совершенно несчастным.
Я уверен, что на самом деле они искренне желали мне счастья. А у меня всегда был шанс повзрослеть и перестать быть ребенком.
И. Млодик